Евгений Яли один из самых талантливых саратовских пейзажистов, творчество которого известно далеко за пределами нашего города и даже всей России. Его искусство сложилось в молодости и в основных своих чертах сохранилось до настоящего времени. Его утонченную пейзажную живопись легко отличить среди полотен множества других мастеров. Словами определить его стилистику не так уж просто, но визуально она очевидна всякому. И дело здесь не в каких-то особых ухищрениях, а в особенностях его восприятия видимого мира, которое пришло к нему с самого начала, пожалуй, оно было прирожденно ему. Обретение себя, своего образного мира далось ему очень рано, и он быстро достиг ощутимых результатов.

Искусство Яли целостно и непротиворечиво. Его эволюция шла только в одном направлении. Ему легко дались раскованная непосредственность восприятия мотива и воссоздания её на плоскости холста, безошибочное чувство меры, врождённый вкус – всё то, что именуют артистизмом творческого мышления. Особенности его творческого наследия давно и точно верно определил взыскательно-строгий саратовский критик Эмилий Арбитман: «Достоинства его искусства не в силе голоса, а в чистоте звучания». Лаконичнее и точнее, пожалуй, не скажешь. Действительно, Яли – художник не очень-то широкого диапазона. Возможности его живописной техники ограничены, но и эмоционально-тематический репертуар тоже сужен, и он ему вполне «по голосу». А ведь как-то сразу найти и чётко обозначить свой живописный тембр – такое дано не всякому.

Евгений Яли – это чистый пейзажист, мастер созерцательно-лирических полотен Эмоционально-образная роль сдержанного и выверенного колорита у него всегда велика, но именно линейно-ритмическое начало становится важнейшим в системе выразительных средств. Энергия цвета заметно ослаблена, и этого зачастую требует сам характер мотива: вполне реальные пейзажи увидены, словно сквозь дымку времени. Это импровизации-воспоминания на темы самой природы, в них сохраняется лишь то, что глубоко пережито и впитано художником в часы наблюдений и мастерски пересоздано его творческим воображением.

Это взгляд живописца глубоко погружённого в свой мир и вместе с тем, наблюдательного, приметливого. Красота этих пейзажей – немного сказочная красота. Все они плод «раскованной мечты видений своевольных», но свой первоимпульс мечта эта получает в наглядно-зримом. В основе его метода самый непосредственный контакт с натурой и сложная опосредованность её передачи в картине. И не стоит хвалить Яли за верность натуре или бранить за избыточную субъективность её восприятия: именно в сочетании, живой сплавленности этих начал – неповторимое своеобразие его искусства.

В картинах Евгения Яли не стоит искать скрытых метафор, символического подтекста, иносказания. В них нет дополнительной, навязанной извне задачи, усложненно-аллегорической «догрузки». Они всегда остаются на уровне впечатления-ощущения, впечатления-переживания». Ничего головного, сугубо рассудочного – его пейзажи пленяют лишь неопровержимой правдивостью чувства. В субъективно-искреннем повествовании художника каждый находит частицу и своих переживаний, своих радостей и печалей.

На всех этапах своего творческого пути этот художник неизменно стремился выявить преобладающую тональность и соответствующий ей ритмический строй пейзажа, уловить его внутреннюю, порою глубоко затаённую мелодию. Он ритмизует очертания немногих предметов, с интуитивной безошибочностью динамизирует или нарочито затормаживает все пространственные отношения, не нарушая при этом уравновешенной гармонии композиции всего произведения. Его настойчивые поиски закономерности, закономерности ритмической и мелодической, подспудно направлены против «бездумного этюдизма». Даже этюдного размера его пейзажи воспринимаются вполне законченными. Но было бы досадной ошибкой отождествлять тщательную обдуманность живописного решения его работ с произвольной надуманностью их образного содержания.

Особенностью искусства этого мастера изначально было стремление показать скорее «душу пейзажа», а не его чувственно-осязаемую плоть. У него нет выраженного интереса к материально вещественному. Предметный мир в его полотнах словно разуплотняется, освобождается от объёмности и весомости. Это предопределило и самый характер его призрачно-невесомой живописи. В «мглистых» его пейзажах зрелой поры цвет приглушенный, мягко подсвеченный, чуть дымчатый. И в его динамике тоже нет напряжения, она у него лёгкая, порою почти парящая.

Эмоциональные токи, идущие от его холстов, лишены мощного волевого заряда: они скорее завораживают, нежели покоряют, скорее пленяют своей хрупкой поэтичностью, чем захватывают полнокровной передачей увиденного. Его чувства, всегда очень искренние и глубокие, не очень-то интенсивны во внешнем своем проявлении. Заметно и его тяготение к некоторой расслабленности, культивированной элегантности стиля, выхоленности и изнеженности колорита, особая акцентировка едва вибрирующего бесконечного и обезлюженного пространства. Трудно не согласится с очень верным арбитмановским наблюдением: «Именно пространство является у него носителем эмоциональной заряженности».

Сюжетом своих картин он чаще всего берёт не столь уж редкие, но трудноуловимые переходные состояния в жизни природы. И они, несмотря на разницу воссоздаваемых мотивов, многократно варьируются художником, ищущим чуткой проникновенности, а не броской экспрессии. Рафинированность чувствований и одновременно как бы простодушная наивность миросозерцания уже в молодые годы обнаружили его подспудное родство с исканиями Петра Саввича Уткина и некоторых его саратовских учеников. Та «удуманность», которая, по словам Кузьмы Петрова-Водкина, выводила небольшие пейзажи Уткина за грань «этюда по поводу», делая их значимыми картинами, ощутима у Евгения Яли на всём протяжении его творчества.

Такое преемство в Саратове вполне объяснимо: традиция эта ещё на рубеже 1920-1930-х годов уже переставала быть господствующей, но до конца не пресекалась здесь никогда. С Уткиным и уткинцами роднит Евгения Яли и его всегдашнее стремление к поэтической интерпретации любого мотива, тяга к ритмичности, несущей в себе почти музыкальный образ. Голуборозовское наследие нашло в его творчестве неожиданно интересное продолжение. Он сумел, быть может, без осознанного намерения плодотворно продолжить эту традицию, счастливо избежав той вымученной аллегоричности, которой грешили иные из уткинских коллег из числа голуборозовцев.

Яли – вовсе не холодный выдумщик. Он всегда избегал всего нарочитого. Конечно, восприятие его искусства требует определённой культуры глаза, общей эстетической воспитанности. Своей недосказанностью его картины располагают к активному сотворчеству, к ответным образным ассоциациям. Но характер и направленность этих встречных ассоциаций изначально «запрограммированы» идейно-образной структурой лучших его пейзажных полотен. И в этом несомненная органичность его творчества, которому, хочется верить, заслуженно суждена долгая жизнь.

Источник: https://radmuseumart.ru/news/announcements/6357/

Картины художника можно посмотреть и приобрести в галерее искусств "Эстетика". Адрес : г. Саратов, ул. Рабочая 29/39 www.estetika-art.com